Как часто нужно причащаться? — вопрос, с одной стороны, провоцирующий яростную полемику среди тех, кто призван к единству в главном, с другой стороны — абсурдный.
Таинство Святого Причащения
Какова норма жизни христианина по отношению к Церкви в сегодняшнем нашем контексте в смысле евхаристического Богослужения? Человек, любящий Христа и старающийся жить по Его заповедям, желает как можно чаще приобщаться своему Господу, т. е. чаще причащаться Святых Его Тайн. Литургия для него — жизнь; он всегда с нетерпением ждет ее. Он готовится к ней, очищает совесть молитвою; и в храме, на самой Литургии — не только в момент выноса Чаши, но на всем ее пространстве — обретает высший смысл своей жизни: в совместной евхаристической молитве, в единении с Церковью земною и Небесною, наконец, в соединении своей души с Богом. После Литургии он живёт соответственно тому, что совершается на Литургии.
За каждой литургией мы привыкли слышать: «Со страхом Божиим и верою приступите!», — этот призыв, как маяк кораблю в море, даёт каждому христианину верное направление духовной жизни. Христос заповедал нам приступать к Животворящему Хлебу и Спасительной Чаше Его Тела и Крови.
«И, взяв хлеб и благодарив, преломил и подал им, говоря: сие есть тело Мое, которое за вас предается; сие творите в Мое воспоминание. Также и чашу после вечери, говоря: сия чаша Новый Завет в Моей крови, которая за вас проливается». (Лк.22:19,20) «Всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет» (1Кор.11:26), — поясняет святой Павел.
В православном катехизисе дается следующее определение этого великого Таинства:
Причащение — есть Таинство, в котором верующий под видом хлеба и вина вкушает (причащается) Самого Тела и Крови Господа нашего Иисуса Христа во оставление грехов и в Жизнь Вечную. Православный христианин не символически, а реально и живо соединяется со Христом Богом. Приготовление Святых Даров для Причащения совершается на Евхаристии (греч. — благодарение).
Это Таинство как бы сводит в единый центр, фокусирует всё, что происходит в Церкви, все догматы веры, всю человеческую жизнь — и не только духовную. Ради совершения Евхаристии строятся храмы, пишутся иконы, отливаются колокола, шьются священные облачения, изготавливается церковная утварь, наконец, выращивается хлеб и выделывается вино — т. е. Евхаристия, Литургия включает в себя и культурную, и производственную, и вообще всякую составляющую человеческой жизни. Литургия вобрала в себя все богатство Церкви — и богословское, и культурно-историческое, и эстетическое. Церковь всегда сознавала Литургию и совершающееся на ней Таинство Евхаристии как величайшую свою драгоценность и блюла ее как зеницу ока. Отпадение от Церкви, или церковное наказание, свидетельствуется отлучением от Евхаристии. Церковное единство выражается в совместном участии в Евхаристии.
Христос — наш Путь, Истина и Жизнь, Он — Глава и основание Церкви. Его вочеловечение, искупительная жертва и воскресение — главный факт, на котором зиждется наша вера. Во Христе мы обретаем надежду на то, что мы — не бессмысленная случайность в этом мире, и наша жизнь — не угасание в мучительную пустоту, а движение к полноте жизни, радости и абсолютному благу. Мы верим, что Христос освободил нас, безнадёжных, из-под вечной власти смерти и ада, мы чаем воскресения мертвых и жизни будущего века, когда Бог отрет всякую слезу с лица человека.
Эту веру возвещают слова: «Со страхом Божиим и верою приступите!». С этой верой мы благодарно приступаем к Чаше. Только ради того, чтобы этот призыв на Евхаристии звучал и был услышан, уже два тысячелетия бурлит многогранная церковная жизнь в этом мире с ее Вселенскими и поместными Соборами, борьбой за чистоту веры, богатым богословским и культурным наследием, храмами и епархиями, служением и служителями, молитвами и молящимися.
Само Таинство было установлено Спасителем в важнейший день Его земной жизни — перед крестными страданиями и искупительной смертью за людей. Непосредственно перед Гефсиманией, на пасхальной вечере, когда они ели, Иисус взял хлеб и… раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов (Мф. 26:28); сие творите в Мое воспоминание (Лк. 22:19). И со дня Пятидесятницы центральным действием родившейся Церкви стало именно это данное Апостолам и их преемникам совершение Евхаристии: И каждый день единодушно пребывали в храме и, преломляя по домам хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца (Деян. 2:46).
Здесь мы видим и первый чин совершения Евхаристии: молитва в Иерусалимском храме, затем совершение Евхаристии по домам («преломление хлеба» и есть Евхаристия), затем трапеза любви — «агапа». Приурочивалось совершение Евхаристии к воскресному дню, в воспоминание Воскресения Спасителя, обычно это было ночью. Вот что свидетельствует Книга Деяний Святых Апостолов: В первый же день недели (т. е. воскресенье), когда ученики собрались для преломления хлеба, Павел… беседовал с ними и продолжил слово до полуночи. …преломив хлеб и вкусив, беседовал довольно, даже до рассвета, и потом вышел (Деян. 20:7,11). Первые Литургии были харизматическими: мы видим, что эта вот, описываемая в Книге Деяний, состояла из проповеди ап. Павла, помимо самого преломления хлеба, сопровождаемого определенными молитвами.
В причащении Святых Тайн, мы соединяемся с Богом
Евхаристия сразу стала оформляться как центр церковной жизни той или иной общины и Церкви; в воскресные и праздничные дни христиане города собирались ночью в евхаристическое собрание, возглавляемое епископом; с умножением общин предстоятелями их и самостоятельными совершителями Таинства стали также пресвитеры.
Мы здесь не будем входить в историю становления Литургии как чина: это и перенос совершения Таинства на утро, и прекращение традиций агапы, и формирование унифицированных чинопоследований; для нас важно то, что Литургия оставалась главным действием Церкви, выражением ее, центральной точкой ее жизни. В Литургию стянулись все нити церковной жизни. Это произошло в согласии со словом Господа: сие творите в Мое воспоминание (Лк. 22:19). То есть: не просто вспоминайте, перебирайте мыслью и чувством, а именно творите, т. е. выявляйте делом.
Изначально для христиан было немыслимо присутствовать и молиться на литургии и не причащаться, как это у нас бывает сегодня. Участие в Евхаристии христиан делает Церковью, через Евхаристию мы воцерковляемся и созидается Церковь. Единство духа и веры, являемое у Чаши, соединяло всех сильнее родственных и кровных уз.
У Чаши люди становятся братьями и сестрами во Христе, друг другу друзьями. Потому причащение не мыслилось как проявление индивидуального благочестия или частное дело каждого. Это было общее дело всех собравшихся. Причащение не мыслилось в категориях прав и обязанностей, так же, как настоящие дружба, вера, надежда или любовь не бывают в таких категориях. Оно мыслилось в категориях радостной благодарности и доверия Богу.
Древние христиане, которые понимали вопрос о причащении так, не знали наших современных проблем воцерковления, отсутствия живых церковных общин и экзистенциального кризиса в церковной жизни. Потому что вопрос о том, можно и нужно ли причащаться верующему крещеному человеку за литургией, звучал бы крайне нелепо. Нелепо он звучит и сегодня.
С первых веков христианства и доныне ни учение Церкви о Евхаристии, ни церковные догматы, ни Новозаветные Писания не изменились. И современные редакции чинов литургии, как и древние, не содержат даже намека на то, чтобы кроме оглашенных или отлученных кто-то еще из присутствующих на литургии не причащался.
Нет и не может там быть упоминания о тех, кто присутствует, но не причащается по какой-то причине. Литургия — не зрелище, не концерт и не религиозное праздничное мероприятие, которые нужно благочестиво отстоять и прослушать. Ее не наблюдают, в ней участвуют. Она подразумевает соучастие и сопричастность присутствующих Тайне Спасения, когда они со страхом Божиим и верой приступают к Чаше.
Увы, то, что было очевидно когда то, для многих сегодня становится неожиданным открытием. В наши дни мы наблюдаем печальный парадокс. Призыв «Со страхом Божиим и верою приступите!» — для многих в Церкви зазвучал как «Со страхом Божиим и верою отступите!»
И речь тут вовсе не о номинальных христианах, далеких от этой темы и сознательной церковной жизни. Мы говорим исключительно о людях церковных и о печальной традиции редкого причащения. Хотя сегодня и есть некоторые обнадеживающие сдвиги в этом вопросе, многие верующие до сих пор боятся причащаться «часто», т. е. по воскресеньям и праздникам, когда они обычно бывают на литургии.
Среди «боящихся» немало активных сторонников традиции редкого причащения. Да и многие пастыри не устают внушать пасомым, что «часто» причащаться грешно и опасно. Чего стоят душераздирающие истории, когда людям не дают причащаться в Рождество и на Пасху!
Тайная вечеря
Сторонники редкого причащения ссылаются на правила благочестия и традиции. Но ведь не всегда богоугодно то, что для человека выглядит благочестивым. Не все традиции верны и спасительны. Истина — мерило традиции, потому что и Христос назвал Себя Истиной, а не Традицией.
Сам Христос порицает по-своему благочестивых ревнителей традиции — фарисеев: «Вы, оставив заповедь Божию, держитесь предания человеческого, омовения кружек и чаш, и делаете многое другое, сему подобное. И сказал им: хорошо ли, что вы отменяете заповедь Божию, чтобы соблюсти свое предание?» (Мк.7:8-9)
Практика редкого причащения — практика псевдоблагочестивых преданий и вовсе не богоугодных традиций, которые заменяют собой заповедь Христову. Сторонники редкого причащения тоже, якобы, руководствуются призывом: «Со страхом Божиим и верою…». Но только после этих слов они начинают рассказывать, почему нельзя приступить и почему нужно отступить.
Этих почему-аргументов у них тьма, очень разных и одинаково несостоятельных. Оказывается, и Мария Египетская два раза в жизни причастилась, и была святая. Хотя сами они в пустыню спасаться не торопятся. Еще говорят, можно привыкнуть к причастию. Но и дети могут привыкнуть к родителям при частом общении. Что же, объявим это вредной привычкой и постараемся превратить общение детей и родителей в редкий мучительный праздник?
Пост и меню — одна из главных проблем. В итоге имеем, что в жизни у нас не так порочна повседневная подлость, как случайный неправильный пирожок. И вычитывание правила — чем неподъёмней, тем правильнее. И на Пасху, у них, надо праздновать и разговляться, а не под епитрахилью стоять и у Чаши время занимать, у батюшки столько забот в этот день… Причастие для них — не радость, а сплошной напряг.
Конечно, никто не говорит, что можно к Чаше идти без разбору и рассуждения. Нельзя профанировать Таинство. В храм приходят разные люди, с разной верой и понятиями, и какие-то рамки нужны. Но нельзя доводить их до крайности. Они призваны помочь, а не помешать человеку подойти к Чаше.
Перед причастием церковных людей вовсе не нужно заставлять дополнительно поститься, если они и так постятся в предписанные церковным уставом дни или не могут делать этого без вреда своему здоровью.
Касательно молитвенного правила перед причастием, полезно помнить, что у каждого человека своя мера и свои обстоятельства. Умные люди никогда не заставят съесть одно и то же количество еды штангиста и балерину, солдата и первоклашку. Одним будет слишком мало, другим — слишком много. И правило нужно не для того, чтобы его вычитывать, а чтобы помолиться и удостоиться Святых Даров Божиих.
Ясно, что «Последования ко Святому Причащению» вполне достаточно, чтобы сосредоточиться на этом важном событии и помолиться. Да и самая главная часть правила пред Чашей — сама литургия с её молитвословиями и наша жизнь между причастиями. Так же и исповедь — это вовсе не сеанс психоанализа, после которого человек уходит с невротическим чувством вины. Правда ли обязан человек нагрешить или что-то выдумать, чтоб получилась предметная исповедь через неделю после предыдущей, без которой его не захотят пустить ко причастию? Разве не более естественно ожидать услышать от исповедника, что в прошлое воскресенье он причащался, и за эту неделю, слава Богу, смертных грехов не совершал?
Пастырю не дано право становиться преградой между верующим и Христом. Причащение — это проявление сознательной веры верующего христианина, а не милость священника. Для недопущения должны быть очень серьезные основания. По сути, недопущение к Чаше — это отлучение от Церкви. И у Чаши, а следовательно, и в подготовке ко причащению, все равны — и священники, и миряне, потому что над всеми нами — Христос.
Справедливости ради, заметим, что многое зависит не только от позиции священника в этом вопросе, но и от каждого прихожанина: насколько он сам хочет быть со Христом?
Таинство Святого Причащения
Редкое причащение нечестно оправдывать известными словами апостола Павла о недостойном вкушении Тела и Крови Христовых: «Посему, кто будет есть хлеб сей или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней. Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет из чаши сей. Ибо, кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем. От того многие из вас немощны и больны и немало умирает» (1Кор.11:27-30).
Здесь он говорит не о тех, кто регулярно с верой причащается, тогда это было нормой. Он говорит о тех, кто подходит к Чаше не ради Христа: «Вы собираетесь, так, что это не значит вкушать вечерю Господню; ибо всякий поспешает прежде других есть свою пищу, так что иной бывает голоден, а иной упивается. Разве у вас нет домов на то, чтобы есть и пить? Или пренебрегаете церковь Божию и унижаете неимущих? Что сказать вам? похвалить ли вас за это? Не похвалю». (1Кор.11:20-22)
Мы – грешные люди, Христос – наш Спаситель; Он не распределил людей по их достоинствам или недостоинствам, а спас всех, пролив на Кресте Свою Кровь за каждого человека и дав нам это святейшее Таинство Тела и Крови. С точки зрения оценочной, мы никогда, ни при каких обстоятельствах не можем быть достойными, т. е. равными этой спасительной Крови Христовой. Никакие наши усилия и действия не могут быть соизмеримы с Крестною смертью Спасителя и с великим Таинством Евхаристии; но Господь тем не менее настойчиво предлагает нам Себя, да так, что, как Он говорит, если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни (Ин. 6:53).
Слова «со страхом Божиим» — не призыв как-то по рабски бояться не угодить божеству и уподобиться человеку с одним талантом из евангельской притчи. Страх Божий — это благодарное и трепетно-благоговейное отношение к Богу, Который призвал нас в Свое общение и любит нас вопреки тому, что мы этого недостойны. И это главное! Чтоб не отвергнуть Божью любовь, нужно Ему доверять. «С верою» — значит с доверием. Те, кто причащается регулярно и часто, подходят к Богу не дерзко, а с доверием.
Каждая литургия ставит нас внутрь события той Евангельской Тайной Вечери, и Христос незримо присутствует с нами. Нормально ли на Его: «Примите, ядите, сие есть Тело Мое», — ответить: «Подожди, не сегодня, я ещё не готов?» Но зачем тогда мы пришли на литургию?
Наше участие в этом Таинстве, приобщение Чаше Жизни дает нам все, что есть в Церкви, — оправдание, освящение, бессмертие. Еще надо сказать: мы говорим с вами, что все Таинства созидают Церковь: Евхаристия — даже выше того: она и есть эта созидаемая Церковь. Евхаристия и Церковь — понятия почти тождественные. Евхаристией связываются люди в Тело Христово: все мы причащаемся Одного и Того же Христа, Его Святейшие Тело и Кровь проходят до последних атомов нашего существа — и мы становимся через это ближе, чем братьями и сестрами, — одним Телом в самом что ни на есть буквальном смысле этого слова.
Тело Христово приимите
Через Евхаристию мы живейшим образом связываемся и с Церковью Небесною. Все мы напоены, одним Духом (1Кор. 12:13), все мы — причастники Христа, и на Литургии, во время совершения этого Таинства, совершенно теряет значение преграда между земной и небесной жизнью.
Евхаристией земля и Небо соединяются в Одно, Неделимое, Вечное, но и здесь уже, на земле, сущее Тело Христово. И это не просто красивые слова. Это и есть глубочайшая духовная мистическая реальность, самая сердцевина церковной жизни.
Таинством Евхаристии как бы «навершаются» прочие Таинства: Церковь совершенно ясно содержит эту интуицию, что без Причащения Святых Христовых Тайн всё прочее не то чтобы недейственно — вовсе нет; каждое Таинство есть действие всесильной и все-полной благодати Божией, — но некоторым образом несовершенно, подготовительно и недостаточно.
В завершение хотелось бы привести ответ игумена афонского монастыря Ватопед архимандрита Ефрема на вопрос о практике причащения во время его встречи с учащимися Московских духовных школ, которая состоялась 19 мая 2009 года: «Исповедь в Греческой Церкви не связана с Причастием. Человек, не совершивший смертных непростительных грехов, не имеет препятствия к Причащению Тела и Крови Христовых. Причащение — от любви сердца, это стремление сердца. Молитвенное правило перед Причастием в Греции — Последование ко причащению. Есть каноны, но не следует узаконивать их чтение. В вопросе подготовки не может быть принуждения. То же самое — относительно поста. Кто соблюдает все положенные Церковью посты, тот выполнил свой долг, а правила, запрещающего причастие непостившемуся, нет». Не будем же отступать, но со страхом Божьим и верою приступим! И благословен всяк грядущий во имя Господне!
Как же готовиться ко причастию?
Есть подготовка внутренняя, а есть внешняя. Внутренняя подготовка: что это такое?
Первое и самое главное здесь – желание причаститься, жажда Бога, невозможность жизни без Христа, живое чувство, что в Таинстве мы соединяемся с Ним, – и крайнее желание этого соединения. Это не просто чувство как спонтанная эмоция, возникающая и пропадающая. Это такое постоянное состояние души, когда она ощущает себя недостаточной без Христа и только с Ним и в Нём обретает и упокоение, и радость, и мир, и смысл своего существования. Это состояние души, вообще говоря, есть, с одной стороны, как раз то, на что направлены духовные усилия человека, все его религиозные труды, и внешние – такие, как воздержание, молитвословие, хождение в Церковь, доброделание, – и внутренние: молитва и богомыслие.
С другой стороны, это благодатное состояние, ибо никто не может придти ко Христу, если не привлечет его Отец (Ин. 6:44). Характеризуется это состояние наличием определённых религиозных – т. е. взаимных с Богом – чувств: покаяния, смирения, благодарения Богу, страха Божия, т. е. сыновнего благоговейного ощущения Бога; из всего этого естественно рождается жажда Бога, которая и удовлетворяется совершеннейшим образом в Таинстве Евхаристии.
Если у человека в душе ничего этого нет – или, что, как правило, бывает, есть, но в слабой, почти исчезающей мере, – то первое и главное условие подготовки к Причастию и будет создание в себе, хоть в малой мере, этого настроения души, этого желания.
Для этого Церковью и предписывается воздержание, молитва, испытание совести и множество других способов, из которых человек должен выбрать наиболее, так скажем, действенные для себя. Обязательно нужно «расшевелить» свою душу, чтобы причащаться не из-за каких-то побочных причин или по традиции, а по живому чувству жажды Бога, – и сохранять это чувство после Причастия. Вот это и есть первое, главное и необходимейшее, что составляет предмет внутренней подготовки к Причащению Святых Тайн.
Испытание совести
Второе, что мы видим у Апостола, это – испытание совести. Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет из чаши сей (1Кор. 11:28). К Чаше можно подходить только с чистою совестью. Но здесь нужно иметь в виду, что это испытание совести не есть просто какая-то мысленная констатация сделанных грехов, и даже не просто мысленное покаяние в чем-то недолжном. Наше участие в Евхаристии не есть какая-то одномоментная случайность типа захода в магазин. Мы с вами говорили уже, что Евхаристия – центр церковной жизни и главное для церковного человека-христианина. Евхаристией оценивается вся наша жизнь, и она должна быть приведена в соответствие с этим великим Таинством, регулярное участие в котором – наша религиозная и жизненная необходимость.
В связи с этим испытание совести, о котором говорит Апостол, неизбежно переводится в практическую плоскость. Есть вещи, которые несовместимы с Евхаристией, с нашим участием в этом Таинстве. Это блудная жизнь, жестокое или равнодушное отношение к людям, разного рода практические или мировоззренческие заблуждения, и проч. И испытание совести заключается в том, чтобы мы в свете Евхаристии, Евангелия, Церкви не только покаялись в том, что сознаётся нами несовместимым с Причащением Святых Тайн, но и решительно оставили это – уж во всяком случае начали прилагать к этому свое усилие, чтобы не было у нас двойной жизни: участия в Евхаристии и параллельно жизни в грехе. Это опасно для человека: Оттого многие из вас немощны и больны и немало умирает (1Кор. 11:30).
Таинства вообще все, а Евхаристия в особенности, требуют соответствующей жизни, здесь шутки плохи. И вот для того чтобы наша жизнь была цельная, не служением двум господам, и необходимо это вот испытание совести. В Русской Церкви сложился обычай предварять Причащение участием в Таинстве Исповеди, и это очень хорошая традиция; но, повторю, дело здесь не только и даже не столько в Исповеди, сколько в приведении всей своей жизни, и внутренней и внешней, в соответствие с тем, в чем мы участвуем, – в Евхаристии и с Тем, Кого причащаемся. И в дальнейшем, если мы будем хранить свою совесть и стараться соответствовать евхаристическому строю жизни, совесть наша будет всё более и более проясняться, очищаться и иметь должную власть во всем объёме нашей жизни.
Наконец, третий важный элемент внутренней подготовки – это примирение со всеми. Нельзя приступать к Чаше, держа на кого-либо злобу. Об этом говорит Господь: Итак, если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой (Мф. 5, 23 – 24). Причащаемся мы Любви Божией, и невозможно соприкасаться с ней сердцем, в котором есть злоба. Конечно, в жизни бывают самые разные ситуации, над которыми мы порой не властны, но – как говорит Апостол – если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми (Рим. 12:18); т. е. мы, со своей стороны, должны приложить все усилия, насколько это возможно, для примирения со всеми; а еще лучше не доводить дело до ситуации, в которой надо примиряться, а ровно и мирно вести себя со всеми. Этому тоже учит Евхаристия, и после нескольких опытов такого рода человек навыкает миру со всеми людьми.
Вот три необходимых условия внутренней подготовки. Все это вытекает из первого, о чем мы сказали, – из жажды Бога, из желания причаститься Ему. Совесть скажет нам, что препятствует этому и что необходимо исправить; немирное состояние души воспрепятствует причащению и понудит восстановить мир душевный. И – повторю: это не просто состояние души, это именно делание, которое в наших руках и к которому мы должны себя понуждать; и это главное из того, как готовиться к Причащению.
Мы кратко сказали о внутренней подготовке. Поговорим теперь о внешней. Это определённый набор правил, которые предлагает нам перед участием в Таинстве Церковь. Как правильно к этому относиться, зачем нужно это внешнее правило, каково его место в нашей духовной жизни – давайте разберём эти вопросы, потому что здесь можно встретить разные «перекосы» и есть опасность неправильного подхода и понимания внешнего.
Мы с вами акцентируем внимание на внутреннем. Это не значит, что неважно внешнее. Наша религия – Православие – целостна, она не есть голый спиритуализм; она охватывает всего человека, всю его жизнь – и внутреннюю, прежде всего, но и внешнюю; внутреннее выражается во внешнем, отражается им, оформляется внешним; так религиозное явление приобретает полноту, законченность, целостность. Исконные церковные формы абсолютно адекватны своему духовному содержанию, и это внутреннее содержание диктует определенные формы. Так, мы сказали, что настроение желающей Причастия души выражается и подпитывается воздержанием, молитвой, сосредоточением и проч.; все эти вещи тут же получают внешнее оформление, складываются в определенный церковный чин, который и предлагается нам Церковью.
Но очень важно всё иметь на своих местах. Главное – это внутреннее; формы только тогда имеют значение, когда выражают это внутреннее. В связи с этим ставится вопрос о степени адекватности церковных форм духовному содержанию. Эта степень определяется:
а) исторически, б) соборно и в) личной совестью верующего.
Что здесь имеется в виду? Что внешние чины и формы помогают внутреннему, дисциплинируют, укрепляют его; что мы придерживаемся их за послушание Церкви и что есть разные степени значимости внешних форм для нас:
а) исконные церковные формы, исторически сложившиеся, например чинопоследования Литургии, Таинств и проч.,
б) соборно определенные Церковью, например дисциплинарные каноны, основы Устава Церкви и
в) более частные, применение которых к каждому из нас более свободно определяется нашей ситуацией.
Так, например, новую Литургию мы сочинять не будем; исторически сложившаяся форма совершения Таинства Евхаристии вполне адекватна её внутреннему смыслу. Также основы Устава Церкви принимаются нами безоговорочно, и мы не будем, напр., требовать совершения Литургии в понедельник 1-й седмицы Великого поста.
А что касается частных правил, то здесь мы более свободны в их индивидуальном применении к себе. И здесь есть общий принцип для всего внешнего чина: суббота для человека, а не человек для субботы (Мк. 2:27). Всякого рода внешние правила – есть суббота, и мы должны применять их к себе в соответствии с той церковной ситуацией, в которой находимся.
Я говорю это к тому, что правила ко Причащению, которые сейчас есть в Церкви, относятся именно сюда, к третьей сфере внешних чинов, – соборно они не определены и исторически молоды. Сначала не было никаких правил ко Причащению: достаточно было участия человека в Литургии и предваряющем её Богослужении. Соборно определено было только лишь, что причащаться нужно натощак.
Затем, по мере ослабления евхаристической жизни, появились специальные правила ко Причащению, из них наиболее древнее и замечательное – то, что у нас сейчас печатается под этим названием. Затем, когда люди стали причащаться и ходить в Церковь крайне редко, появились в правиле уже и дневные каноны, взамен Богослужений, на которых люди не присутствовали, и посты перед причастием; так это дошло до нашего времени.
Наше теперешнее правило – трёхдневный пост, трёхдневное посещение Богослужений, каноны – уже сокращено по сравнению с Уставом, который требует недельного строгого поста, усиленных молитвословий и проч.; очевидно, эти правила рассчитаны на людей, которые причащались редко. Препятствием к частому Причащению (отмечу в скобках) стало со временем и само такое строгое правило, а главное – идеология, связанная с ним. Мы с вами, кстати говоря, разбираем всё это не для того, чтобы вы сказали: а, все соборно, не определено, не древняя традиция – все выбросить: что хочу, то и ворочу! – вовсе нет: для того, чтобы понять место внешнего правила. Это вопрос церковной дисциплины, не более; а вот «идеологизация правила» – вещь опасная, на ней нужно остановиться.
Евангелие указывает нам соотношение внутреннего и внешнего: внутреннее нужно делать, внешнее не оставлять (см. Мф. 23, 25 – 26). Главное, на что должно быть направлено наше внимание – внутреннее делание, выражением чего являются церковные формы, которых мы не оставляем, придерживаемся за послушание Церкви – но прилагаем их к себе индивидуально, пользуемся ими с некоторой свободой: «суббота для человека». Это евангельское учение.
А есть «идеология правила» – т. е. внешнее строго определенное правило мыслится как некая «покупка билета», дающая право приступить к Таинству. Это какая-то латинская точка зрения. Опасность ее в том, что внешнее в Церкви перестает быть только выражением внутреннего, а становится магическим по сути «допуском» к духовному, а Таинство, участие в нем, становится следствием исполнения внешнего чина, т. е. доступ к Богу ставится «под условие» исполнения какого-то внешнего ритуала. К Богу теперь нельзя прийти просто, а только через ритуал, обряд, внешнее правило; причем и само это правило настолько усложняется и устрожается, что Таинство превращается в некую даже обузу, тяжесть, обязанность, а не встречу с Богом, которой и чает душа. Вот заблуждение этой точки зрения. Это магизм и фарисейство.
Мы должны с вами хорошо знать, что норма здесь такова: Таинство принимается соответственно настроенной душой, т. е. с желанием, с пониманием, свободно и сознательно, и главное – чтобы душа внутренне соответствовала Таинству, была как бы «одного духа» с Таинством (пусть это соответствие несовершенно, неполно или даже только пока существует в виде желания). Внутренняя подготовка и ставит именно эту цель – возбудить желание, очистить совесть, примириться со всеми, привести все свои дела и жизнь в христианскую норму, церковный порядок; внешняя же подготовка помогает внутренней, дополняет ее путем определенной традиционно сложившейся церковной дисциплины. Вот её задача – а никак не посредство между человеком и Таинством.
Так как все люди разной меры, то и внешняя подготовка у всех своя; а то, что предлагает Церковь, – предлагает не как буквальную обязанность, а как некую среднюю меру, традиционно исторически сложившуюся, для применения к себе. Так, для редко причащающихся малоцерковных людей нужно более строгое выполнение именно внешнего правила – чтобы через это внешнее «расшевелить» душу, достучаться до нее, потому что для многих формальных христиан путь в Церковь – через внешнее.
Для более церковных, зрелых христиан мера внешнего правила может быть меньше, потому что это только для малоцерковных людей жизнь Церкви сводится к богослужебным чинам и обрядам, а люди церковные живут более внутренней жизнью и имеют меньше нужды во внешних подпорках. Здесь надо смотреть обще: обязательно нужно нам перед Причастием более сосредоточенно помолиться, попоститься и проч. – вот и облекаем эти потребности в правило: кто может – целиком всё соблюдает, кто может – больше, а кто не может – меньше, без всякого смущения. Внешняя подготовка обязательно должна быть, нельзя ее разорить и отменить совсем, потому что, как говорит свт. Феофан, не бывает внутреннего без внешнего, но бывает внешнее без внутреннего. Но на первом месте стоит все же внутреннее созревание души; и ради него предпринимается внешнее, а не чтобы до буквы вычитать положенное. Вообще все внешние формы в Церкви необходимо одушевлять и наполнять внутренним молитвенным смыслом, – а иначе Таинства и Церковь превратятся в мучительный и тяжелый формализм и внешними правилами мы подменим живую жизнь с Богом.
Вот это общий подход к внешним правилам: а конкретно кому, что, сколько читать и сколько поститься и что есть, а что не есть, – каждый пусть определяет сам, с духовником, исходя из своей жизненной ситуации, как основу принимая существующую церковную традицию.
О плодах Причащения
Обычно Господь утешает душу радостными чувствами – мира, покоя, тишины; эти чувства поистине духовны – тихи, прохладны, смиренны. Но это именно утешение, оно в руках Господних; нам на них нельзя рассчитывать. Иногда Господь, в воспитательных целях, их скрывает, мы их не чувствуем; не в них суть. На этих радостных чувствах нельзя «зацикливаться», нельзя только их искать, ради них причащаться.
Преподобный Зосима Палестинский отшельник причащает прп. Марию Египетскую
Мы, к сожалению, воспитаны так, чтобы во всем находить удовольствие, и порой от Причащения мы тоже склонны ожидать некоего духовного услаждения; часто Господь его и не дает, чтобы мы не относились потребительски к Таинству. Плодом Причащения можно считать удовлетворение и, с другой стороны, еще большее возгорание той жажды Бога, о которой мы говорили, а главное – решимость жить по Богу, выстраивать всю свою жизнь, вплоть до мельчайших ее отправлений, по Христу, – то, что свт. Феофан называет «ревностью о богоугождении».
Вот это укрепление человека в христианстве и есть главный плод Причащения. То, что мы во внутренней подготовке к Причастию проходим, то закрепляется, утверждается; даются силы к христианской жизни и деятельности, к исправлению того, что совесть считает несовместимым с Причастием Христу. Плоды Причастия многоразличны: Господь каждому подает то, что ему нужно; но главное – укрепление человека во Христе.
Всегда нужно по Причащении благодарить Бога от сердца; мы как-то мало вообще внимания обращаем на благодарение; мы все больше каемся пред Богом или выпрашиваем что-то от Него; нужно стараться душу свою приучать больше благодарить Бога за всё, а особенно – за Причащение Его Тела и Крови – и опыт показывает, что именно в благодарении (Евхаристия) душа и ощущает самое главное, первый плод Таинства – богообщение, соединение со Христом Господом, абсолютную жизненную реальность этого соединения. Ну и, конечно, как уже мы сказали, Причащение требует от нас цельной жизни, чтобы эти великие плоды, полученные нами, мы хранили и приумножали, а не тут же попрали, вернувшись к греховной, не соответствующей всему, что составляет смысл этого Таинства, жизни.
В Таинстве Евхаристии – живая жизнь Церкви во Христе. И в нашем участии в Таинстве мы должны искать именно эту жизнь – пользуясь всеми церковными правилами, но не подменяя ими главное – соединение души со Христом и всею Церковью. Именно это нужно иметь центром своей церковной духовной христианской жизни, а не что-то иное.
игумен Пётр (Мещеринов)
