Сегодня день гибели в газовой камере нацистского лагеря Равенсбрюк матери Марии (Скобцовой), день памяти. Из книги Доминик Десанти «Встречи с матерью Марией: неверующая о святой» (перевод Т. Викторовой):
«Страсти матери Марии тянулись месяцами. Шаг за шагом, двухлетний и двадцатисемидневный крестный путь, с ее появления 27 апреля 1943 года до смерти 31 марта 1945-го.
По рассказам многих, она стала почти легендой. “Она всех заражала своей жизненной энергий”, говорила мне одна коммунистка, которая признавалась, что поначалу у нее “было к ней предубеждение, потому что она была из святош, но как только она начинала говорить, мнение о ней менялось. Она была человечной. А в лагере эту добродетель было всего труднее сохранить. …К тому же она умела улыбаться. А это было редкостью”.
Женевьева Антоньез де Голль…:
— Перед тем, как меня изолировали, я была в бараке и слышала от соузниц об удивительной, непреклонной русской, которая во имя крестного пути убеждала заключенных, что они выживут и выйдут из него, если твердо верят в это. Я видела ее одну, коленопреклоненную, в молитве.
Но в обществе она была живой и даже веселой, проявляя какое-то глубинное достоинство в этом месте непрерывного унижения. У меня было впечатление, что она одновременно пребывала в другом мире, существовала в двух планах.
О ней много рассказывали. Говорили – я не знаю, правда ли это, — что она заняла место молодой женщины при отправке в NN, откуда не возвращаются. Говорят, что она сказала этой женщине: мои дети умерли, тебе же нужно вернуться к твоим.
Жаклина Пери д’Аленкур …рассказала мне, что образ матери Марии не оставляет ее. Они молились вместе, четыре католички и православная, сидя на земле за заброшенным бараком. Мать Мария побуждала их верить в себя, в свое достоинство, в будущее, сближаясь в этой “скромной сердечной молитве”, для которой каждая должна была найти слова. Молитве, способной вернуть мужество оскорбленным, голодным, оставленным».
Справочная информация
Елизавета Юрьевна Кузьмина-Караваева (1891-1945; во втором браке Скобцева-Кондратьева) родилась в Петербурге, в дворянской семье.Окончила Бестужевские высшие женские курсы в Петербурге, после чего активно включилась в литературную жизнь столицы. Принимала участие в литературном объединении «Цех поэтов» и выпуске поэтического альманаха «Гиперборей».
Первый сборник стихотворений Е. Кузьминой-Караваевой, «Скифские черепки», вышел в 1912 г.; в 1916 г. — второй сборник «Руфь», в котором преобладает лирика философского содержания.
В 1919 г. Е. Кузьмина-Караваева эмигрировала во Францию, а в 1931 г. постриглась в монахини. Берлинское издательство «Петрополис» выпустило сборник стихов монахини Марии.
Мать Мария — участница французского Сопротивления, погибла в фашистском концлагере Равенсбрюке незадолго до окончания войны.
Подвиг матери Марии
…Настанет день на широту миров —
Во всём преодолев стихию разрушенья —
Творца мы прославлять восстанем из гробов,
Исполнив заповедь и воскрешенья.
Так писала незадолго до своей гибели в концентрационном лагере Равенсбрюк монахиня Мария (Скобцова). Она приняла смерть 31 марта 1945 года, в дни Святой Четыредесятницы, когда в надежде Воскресения Христова обновляется и оживотворяется весь прекрасный Божий мир.
На первый взгляд может показаться, что путь, избранный матерью Марией, — не тот, которым восходили «от силы в силу» великие учители иночества. Но истинное монашество состоит в отвержении себя: «Иисус сказал ученикам Своим: если кто хочет идти за Мною, отвергнись от себя, и возьми крест свой, и следуюй за Мною» (Мф. 16:24). Так и жизнь, и смерть матери Марии — это путь отказа от себя, путь служения дальним и близким (Еф. 2:17), путь деятельной, страдающей и милующей любви.
Люди окружавшие монахиню Марию, переживали катастрофу старой России прежде всего как личную трагедию. Мать Мария принадлежала к тем, кто распознал в обстоятельствах времени и нечто большее: призвание к христианскому творчеству.
Она была в потоке, уносившем от избыточной усложнённости «последних римлян» «Серебряного века» предреволюционной петербургской культуры к апостольской простоте первых христиан, к золотому веку Церкви. Она писала: «Мы безбытны. Что это случай? Что это — наша житейская неудача? В такую, мол, несчастную эпоху родились?
В области жизни духовной нет случая, и нет удачных и неудачных эпох, а есть знаки, которые надо понимать, и пути, по которым надо идти. И мы призваны к великому, потому что мы призваны к свободе…» В этом — смысл жизни и трудов матери Марии. Свобода рассматривалась ею как бесценный дар Божий, и она шла на видимые и невидимые миру жертвы, чтобы сохранить его для тех, кто был рядом. При этом она сама оставалась по–настоящему свободным человеком.
Её свобода оставалась в неустроенности земного бытия: в храмах, спешно переоборудованных из гаражей и конюшен, в «стульях» из пачек телефонных справочников, в незапиравшейся двери в каморку под чёрной лестницей. Её свобода была в безвозмездном служении нищим, убогим, отчаявшимся. Именно здесь обреталось высшее призвание служения м. Марии.
Я знаю только радости отдачи,
Чтобы собой тушить мирскую скорбь,
Чтобы огонь и вопль кровавых зорь
Потоплен в сострадательном был плаче.
«Если мы принесём в Россию новый дух — свободный, творческий, дерзновенный — наша миссия будет исполнена», — говорила своим соработникам мать Мария.
Всю жизнь ей сопутствовал этот дивный дар Божий: даже находясь в лагере смерти, на краю своего жизненного пути, она не оставляла своего творчества. Как бесценное сокровище хранится ныне её равенсбрюкская вышитая лагерная косынка. И как жаль, что не сохранилась вышитая икона с изображением Богородицы, держащей на руках Спасителя мира.
Ныне подвиг любви матери Марии, её творческое наследие все более становятся известны нашим соотечественникам. Верим, что её вдохновенный пример укрепит наши силы в служении Воскресшему из мертвых Христу Спасителю.
Мать Мария приняла мученическую кончину в день, когда Православная Церковь совершает поминовение усопших, в субботу второй седмицы Великого поста. Закрыв страницы временной жизни, она перешла в вечные обители. Действующая земная любовь соединилась с торжествующей небесной.
Вечная память, достоблаженная сестра наша, приснопоминаемая…
Митрополит Смоленский и Калиниградский Кирилл
Парижские мученики, молите Бога о нас!
Кто я, Господи? Лишь самозванка,
Расточающая благодать.
Каждая царапинка и ранка
В мире говорит мне, что я мать.
Только полагаться уж довольно
На одно сцепление причин.
Камень, камень, Ты краеугольный,
Основавший в небе каждый чин.
Господи, Христос — чиноположник,
Приобщи к работникам меня,
Чтоб ответственней и осторожней
Расточать мне искры от огня.
Чтоб не человечьим благодушьем,
А Твоей сокровищницей сил
Мне с тоской бороться и с удушьем,
С древним змием, что людей пленил.
Автор: Скобцова Мария. 1932 г., Гренобль
Жизнь после смерти
Уже в лагере смерти Равенсбрюк мать Мария часто говорила, «если выживу, обязательно вернусь в Россию и буду бродить по дорогам…» Но рок распорядился иначе, не дожив до Победы всего несколько месяцев, она была казнена в газовой камере 31 марта 1945 года.
Но, что есть злой рок, по сравнению с истинным предназначением свыше…
Сегодня мать Мария действительно возвращается в Россию. Она среди нас в своих стихах, в богословских эссе, в дивных вышивках, иконах, в памяти о ее подвиге, о работе на стезе милосердия. Оторванная от родных корней, пребывая в бедности, мать Мария открывала во Франции приюты для бедных, православные храмы, стала участником французского Сопротивления…
Как много хотелось бы рассказать о ней, но трудно уместить эту насыщенную жизнь в короткий очерк. Ведь по всему видно, что настали времена, когда необходимо больше узнать об этой замечательной личности.
Надо отметить, что образ матери Марии уже после её трагической гибели в лагере искажался, как в СССР так и во Франции. Образовалось множество фантастических наслоений, в бывшем Советском Союзе из–за недостатка информации и разрыва с русской эмиграцией долгое время ее считали католической монахиней, правда, еще знали как поэтессу Серебряного века Е. Ю. Кузьмину–Караваеву.
Во Франции её помнили как монахиню в миру и участницу Сопротивления — и только. Но за последние годы в обеих странах были изданы несколько сборников её произведений, прошли конференции, в Интернете появился посвященный ей сайт, а в 2003 году состоялась выставка её работ в музее Пушкинского Дома в Санкт–Петербурге…
Она обладала даром предвидения и в своих эссе предрекала близкий Апокалипсис. При этом оставалась человеком светлым и веселым, и всеми силами поддерживала людей отчаявшихся и падших. Она будто с детства знала свою судьбу и в стихах проговаривалась, что «погибнет от огня» и «будет похоронена в общих гробах»… Мать Мария не боялась смерти, ведь для нее смерть означала встречу с Богом, к которому она стремилась всей душой.
Тяжелая жизнь матери Марии была разрублена надвое: первая половина — это Россия, а вторая — эмиграция (Исход), Франция, но и тогда Россия оставалась в сердце. Елизавета Скобцова (ее имя в миру) покинула родину уже сформировавшейся личностью, а следовательно, с огромным интеллектуальным багажом, уже известной талантливой поэтессой и художником.
В юности была влюблена в А. Блока. В нём она искала видела второго Мессию. Надо отметить, что идеей поиска «нового Бога », который придёт и спасёт мир, в то время были одержимы многие русские писатели и философы. Любовь её оказалась неразделённой и от безысходности Елизавета по–женски «бежит в замужество», окунается в семейный уют…
Она бежит и от богемы, от затхлой среды, от чувства надвигающейся опасности и, вероятнее всего, в поисках себя. В этот период возникают первые живописные произведения и стихи, в основе которых лежат ветхозаветные сюжеты. Как и многие русские интеллигенты того периода, она вмещала в себя странную смесь христианства и революционных идей.
Но война 1914 года, первые жертвы и разочарование в революции довольно быстро отрезвили её. Елизавета Скобцова все больше обращается к Богу, задумывается о главном предназначении человека, о добре и зле. Она была не единственной, кого в это трудное время мучили подобные противоречия.
Николай Бердяев, её близкий друг и наставник, говорил, что свой собственный «переход от большевизма в христианство он совершил за один день». Их дружба продолжилась в эмиграции, и во Франции Бердяев оставался для неё истинным духовным наставником, а фотография матери Марии до сих пор висит на стене его кабинета в квартире–музее в Медоне, что под Парижем.
Как всякому эмигранту, ей было трудно начинать жизнь с нуля и, как многие, она погрузилась в нищету, пришлось зарабатывать на хлеб насущный. Здесь на выручку пришло ремесло — она всегда прекрасно шила и вышивала.
За несколько лет до своего решения стать на путь монашества, она задавалась вопросами, ответы на которые она не могла найти. И вот родились СТИХИ:
Что ответим? —
Что можем ответить?
Только молча мы ниц упадем
Под ударом карающей плети,
Под свинцовым, смертельным дождем…
В 1932 году в Париже, в храме Сергиевского подворья при Православном богословском институте Елизавета Скобцова приняла монашеский постриг от митрополита Евлогия (Гергиевского). Ее нарекли именем Мария. Но для своего служения Богу она выбирает не монашескую келью и затвор, а деятельное монашество в миру. Всего за восемь лет монахине Марии удалось открыть несколько храмов, приютов для бедных, бесплатных столовых, а в провинции — дома для престарелых русских. Окружающие только диву давались: как она все успевала?!
На долю матери Марии выпало много горьких потерь. Еще в 1926 году от минингита в парижской клинике умирала её четырехлетняя дочка Настюша.
Оставаясь у постели умирающей девочки, бедная женщина молилась и рисовала. Эти страшные датированные по часам рисунки сохранились, мы можем только догадываться, что чувствовала мать. Но удары судьбы на этом не закончились. В 1935 году в Ленинград уехала её старшая дочь Гаяна.
Патриотический и наивный порыв имел трагическое завершение: через год Гаяна умерла в Москве при невыясненных обстоятельствах.
Сын Юрий, блестящий студент Сорбонны, глубоко верующий, помощник матери во всех ее начинаниях, оказался следующим в этом погребальном списке. В 1943 году он умер от истощения в лагере Дора.
Невозможно не вспомнить и о соратниках матери Марии по основанному ею «Православному Делу» и по Сопротивлению. Кроме Н. Бердяева с ней до конца были отец Д. Клепинин, И. Кривошеин, Р. Мачульский, отец Сергий Булгаков… Во время оккупации Парижа в своей церкви на ул. Лурмель мать Мария вела опасную и ответственную работу. Она была душой «Лурмельского комитета», который стал центром антифашистской деятельности в городе. Его члены скрывали бежавших из плена советских солдат, английских летчиков, передавали посылки, деньги, устраивали побеги. Они выдавали фальшивые метрики крещения евреям, готовили документы, укрывали людей в церкви и потом переправлялись их в безопасные зоны.
В феврале 1943 года после обыска в храме агенты гестапо арестовали священника Д. Клепинина и сына матери Марии Юрия. Вскоре их ждал страшный конец в лагерях смерти. Она была следующей…
Смысл и итог своей жизни сама мать Мария описала в одном четверостишии:
И сны бегут, и правда обнажилась.
Простая. Перекладина Креста.
Последний знак последнего листа, —
И книга жизни в Вечности закрылась.
Составлено по материалам из книги:
«Мать Мария (Скобцова). Красота спасающая».
Кривошеина К.И.
Воспоминания современников матери Марии:
«Мать все умеет делать: столярничать, плотничать, шить, вышивать, вязать, рисовать, писать иконы, мыть полы, стучать на машинке, стряпать обед, набивать тюфяки, доить коров, полоть огород. Она любит физический труд и презирает белоручек. Еще одна черта: она не признает законов природы, не понимает, что такое холод, по суткам может не есть, не спать, отрицает болезнь и усталость, любит опасность, не знает страха и ненавидит всяческий комфорт — материальный и духовный. “Особенно духовный”, говорит она, “всякие т.н. духовные пути в кавычках. Почти всегда это просто ханжество”».
«Комната, в которой живет мать Мария — под лестницей, между кухней и прихожей. В ней большой стол, заваленный книгами, рукописями, письмами, счетами и множеством самых неожиданных предметов. На нем стоит корзинка с разноцветными мотками шерсти, “боль” с недопитым холодным чаем. В углу — темная икона. На стене над диваном — большой портрет Гаяны. Книжные полки, плакары, старое кресло с вылезающей мочалкой. Комната не отапливается. Дверь всегда открыта. Иногда мать не выдерживает, запирает дверь на ключ, падает в кресло и говорит: “Больше не могу так, ничего не соображаю, устала, устала. Сегодня было около 40 человек и каждый со своим горем, со своей нуждой. Не могу же я их прогнать”. Но запирание на ключ не помогает. Начинается непрерывный стук в дверь. Мать отворяет и говорит мне: “Видите, так и живу”».
Константин Мочульский
«Ее энергия была невероятна. Не было, кажется, ничего, что могло бы ее заставить беспомощно сложить руки. Но особо важное, быть может, самое для ее души интимно-дорогое, это была попечительская возня с “меньшой братией”; безработные, беззащитные, бесприютные — все эти “малые сии”, о которых она с таким воодушевлением рассказывала когда-то в первые наши встречи. Мне и тогда казалось и теперь кажется, что среди “младшей братии” Мать только и чувствовала себя вполне и до конца сама собою, т.е. любила ощущать в себе ту спасающую любовь-жалость-заступу, для которой нет препятствий, парализующих волю. Влечение Матери ко всякого рода отверженности и обойденности, эта характерная черта русских юродивых, отвечала, по-видимому, своеобразному складу ее души».
Татьяна Манухина
О том, как мать Мария смотрела на человека, о ее взгляде: «Позднее я пыталась — ощупью, словно во сне, — вновь ощутить воздействие этого взгляда. Ослепление? Нет, в нем не было ничего насильственного. Этот взгляд просто утверждал ваше существование. Он одобрял его. …”Быть пронзенной взглядом”: я знала это выражение, но до этого была незнакома с самим ощущением. Этот взгляд притягивал, за ним хотелось следовать. Существовать для этого взгляда. Одержимо и преданно. За выпуклыми стеклами очков, взгляд “принимал вас во внимание”. Он пробуждал вас».
Доминик Десанти,
из книги «Встречи с матерью Марией: неверующая о святой».
«Когда мать Мария вернулась, приехал Гофман, как всегда, с немецким офицером. Долго допрашивал м. Марию, потом позвал меня, а ей приказал собираться (сначала ее обыскивал), потом начал кричать на меня. “Вы дурно воспитали вашу дочь, она только жидам помогает!” Я ответила, что это неправда, для нее “нет эллина и иудея”, а есть человек. Что она и туберкулезным и сумасшедшим и всяким несчастным помогала. “Если бы вы попали бы в какую беду, она и вам помогла бы”. М. Мария улыбнулась и сказала: “Пожалуй, помогла бы”. Я знаю много случаев, когда м. Мария помогала людям, причинившим ей зло. Пришло время моему расставанию и с нею. Всю жизнь, почти неразлучно, дружно, прожили мы вместе. Прощаясь, она, как всегда, в самые тяжелые минуты моей жизни (когда сообщала о смерти моего сына, а потом внучки), сказала и тут: “Крепись, мать!” Обнялись мы, я ее благословила, и ее увезли навсегда».
Из воспоминаний Софьи Борисовны Пиленко, матери
«Я как-то сказала ей, что не то что чувствовать что-либо перестаю, а даже сама мысль закоченела и остановилась. “Нет, нет, — воскликнула матушка, — только непрестанно думайте; в борьбе с сомнениями думайте шире, глубже; не снижайте мысль, а думайте выше земных рамок и условий”».
Из лагерных воспоминаний Софьи Носович
«… в лагере она умела найти такие слова, которые давали желание жить».
Свидетельство Клэр Дюкуре,
дочери соузницы матери Марии по лагерю Равенсбрюк
«Она сумела, следуя по стопам своего Господа и Учителя, любить “напрасно”, “безрезультатно”: любить людей пропащих, безнадежных, тех, “из кого все равно ничего не выйдет”, кого “могила не исправит” — потому только, что они ей были “свои”, русские, обездоленные, погибающие; а позже, во время войны, просто потому, что они были люди, в смертной опасности, в страхе, в гонении, голодные, осиротелые — свои по крови не потому, что они принадлежали той или другой национальности, а потому, что для них Свою Кровь излил Христос, потому, что ею овладела до конца Божественная Его Любовь».
Митрополит Антоний Сурожский
