Святые новомученики и исповедники Оптиной пустыни явились достойными продолжателями молитвенных подвигов своих святых предшественников — преподобных Оптинских старцев.
Мученичество и исповедничество — особый благодатный дар, и не все могут его вместить, не все могут его понести. Для этого требуется высокий подвиг христианского самоотречения и апостольского мужества духа.
Блаженный старец схиархимандрит Севастиан
Исповедничество и мученичество за имя Христово — это венец святой подвижнической жизни христианина, его веры и любви ко Господу, его смирения, кротости и долготерпения. Они приготовлялись к этому подвигу мыслью непорочною, молитвой непрестанной, верою чистой, добродетелью совершенной, любовью нелицемерной, пребывая в единстве со Святой Церковью.
И если мученичество древних христиан было, в большинстве случаев, на глазах у людей, что составляло некую отраду и утешение для страдальцев, то новомученикам не давали умереть мучениками за правду в глазах людей. Их предварительно оклеветывали, позорили, как возмутителей общественного порядка, как врагов закона и общества.
И эта клевета человеческая для невинного человека подчас была мучительнее самих физических страданий во время гонений и заключения. Об этом говорил еще св. Иоанн Златоуст «Ни что так не терзает душу и сердце, как насмешка и злословие».
Страшные социальные и общественные потрясения и бедствия постигли многие христианские государства в ХХ веке. За годы внешнего благополучия образовывалась жизнь человека внутри Церкви без Церкви, ибо Церковь никак не могла помочь вышедшему целиком в мир и живущему исключительно по законам мира сего человеку. Потому Господь и вернул теплохладных христиан начала ХХ века к Себе путём мученическим.
«Блажен творящий волю Божию, а не свою собственную, плотоугодную. Я предаюсь от всей души и от всего сердца в волю Твою, Господи. Делай со мной то, что тебе угодно. Творящий волю свою имеет рабский страх, привязанность к земным благам. Не стяжавший страха Божия воли Божией творить не может»
Преподобноисповедник Севастиан (в св. крещении Стефан) родился 28 ноября 1884 г. в бедной крестьянской семье, в селе Космодемьяновское Орловской губернии. Отец Василий, мать Матрена Фомины имели трех сыновей. Старший Илларион 1872 г. рождения, средний Роман 1877 г. рождения и младший Стефан 1884 г. рождения.
В 1888 г. родители свозили сыновей в Оптину пустынь благословиться у старца Амвросия. На следующий год родители умерли. Старший брат Илларион женился, и младшие братья остались в его семье.
Через три года Роман упросил брата отпустить его в монастырь, и так исполнилось благословение старца Амвросия. Он поступил послушником в Иоанно-Предтеченский скит Оптиной пустыни и вскоре был пострижен в монашество с именем Рафаил. Степан очень скучал по брату и просил и его отпустить в монастырь, но до совершеннолетия ему пришлось жить в семье брата. В 1905 г. исполнилось его совершеннолетие и он уехал к брату Рафаилу в Оптину пустынь.
Старец Севастиан
Определили Стефана келейником к старцу Иосифу в Иоанно-Предтеченский скит. Старец Иосиф с ранней юности ушел в монастырь и был келейником старца Амвросия, прожив в его келье пятьдесят лет. Стефан прожил в этой келье почти восемнадцать лет, до закрытия монастыря в 1923 г. Брат Стефана, схимонах Рафаил, скончался от туберкулеза легких в 1908 г.
9 мая 1911 г. скончался старец Иосиф, и в его келью перешел старец Нектарий. Стефан остался при нем келейником и стал его духовным сыном. В этой келье он прожил со старцем Нектарием до закрытия монастыря двенадцать лет. Затем еще пять лет, до 1928г., в селе Холмищи под Козельском, и так со старцем Нектарием он прожил семнадцать лет, а со старцем Иосифом пять лет.
Под руководством этих старцев о. Севастиан воспитал в себе кротость, рассудительность, высокий молитвенный настрой. Милосердие, сострадание и другие духовные качества. Великая любовь привела его к тому, что он принял на себя бремя старчества в исключительно трудное время.
В 1917 г. во Введенской Оптиной пустыни Стефан принял пострижение с именем Севастиан. В 1923 г., за два месяца до закрытия монастыря, о. Севастиан принял рукоположение во иеродьяконы, а в 1927 г. епископом г. Калуги был рукоположен во иеромонаха. После смерти старца Нектария в 1928 г. он получил назначение на приход в г. Козлов (ныне Мичуринск), где и прослужил в Ильинском храме пять лет и пользовался там большой популярностью и любовью.
В 1933 г. о. Севастиан был репрессирован и осужден на десять лет в Карагандинские лагеря, в Казахстан. В лагере о. Севастиана били и истязали, требуя отречения от Бога. Но на это он сказал: «Никогда» — и его отправили в барак к уголовникам. Но победили вера и любовь, которые были в сердце у батюшки. Он привел к вере в Бога весь барак. Всех, кто был там, привел он к настоящей вере.
Вслед за о. Севастианом поехали преданные ему монахини. Они устроились на работу в ближайшем селе и опекали о. Севастиана все десять лет его заключения. Потом скопили денег и купили домик в Михайловке, в пригороде Караганды. В конце 1943г. о. Севастиан был освобожден и поселился в этом доме. По его благословению дом обустроили, и остались в Караганде до конца жизни.
Когда о. Севастиан обосновался в Михайловке, к нему стали съезжаться со всей страны монашествующие и ищущие духовного руководства миряне. В этот период гонений на церковь обрели реальность слова свт. Игнатия Брянчанинова: «Ищите всюду духа, а не буквы. Ныне напрасно стали бы вы искать обителей. Их нет…Но вы всегда найдете монахов и в монастырях, и в общежитиях, и в пустынях, и, наконец, в светских домах».
Всех о. Севастиан принимал с любовью и помогал устроиться с жильем. Скоро там стало много духовных чад о. Севастиана. Приехала монахиня-старица Агния, прекрасная художница, иконописец. Она была духовной дочерью оптинского старца Варсонофия, каждый год ездила к нему в скит и поэтому хорошо знала о. Севастиана. Она говорила, что о. Севастиан в молодости был очень красивым, с каким-то особенно светлым лицом. Был приветливым, ласковым с посетителями и старался для всех все сделать. Старец Варсонофий называл его благодатным, а старец Иосиф очень любил его и говорил о нем: «Он нежной души».
Город Караганда рос, создавались новые поселки, а церковь была одна на дальней окраине города, и приходилось о. Севастиану у себя в келье, в доме, где он жил с четырьмя монахинями, ежедневно совершать литургию и вечерню. Вскоре жители Михайловки стали приглашать его на требы.
И хотя разрешения на это не было, батюшка безотказно ходил по домам. Многие стремились повидать батюшку, даже собаки из всех подворотен выползали, чтобы увидеть, когда он проходил по улице. Усиленно хлопотали жители Михайловки об открытии церкви, даже посылали представителей в Москву.
Наконец разрешили в 1952 г. открыть молитвенный дом, но службы церковные в нем совершать не разрешалось. И после многочисленных треб, крещения и келейных молитв о. Севастиан шел в три часа ночи по темным улицам служить литургию. Кончал батюшка службу до рассвета, и все расходились по домам. Через три года было получено разрешение на открытие в Михайловке церкви.
И в 1955 г. храм был освящен в честь Рождества Пресвятой Богородицы. Священников батюшка подбирал себе сам. Сначала приглядывается к кому-нибудь из прихожан, а потом подзовет к себе и говорит: «А вам надо быть священником». Прослужил о. Севастиан настоятелем храма одиннадцать лет. С 1955 по 1966 г.- до дня своей смерти. В 1957 г. он был возведен в сан архимандрита и награжден патриархом Алексием I грамотой «За усердное служение Святой Церкви». В 1965 г. был награжден митрой и посохом. Перед смертью, за три дня до кончины, пострижен в схиму. Служение Святой Церкви о. Севастиан совершал в течение шестидесяти лет, начиная от времени послушания в скиту Оптиной пустыни до настоятельства и посвящения в сан архимандрита — с 1906 по 1966 г.
О. Севастиана отличали безупречная верность церковным установлениям, постоянная забота об устроении в людских душах глубокого мира и высокая требовательность ко всем и прежде всего к самому себе. Не снисходительной была его любовь, дар большой рассудительности был у него. И всегда во всем умеренность. А главное, всегда была в нем полная вверенность Промыслу Божию. « Золотая середина должна быть во всем и умеренность.
А в отношении к Богу и своему спасению постоянство нужно, а не спешка, не чрезмерность», — говорил он. Таков был его пастырский облик. При общении с ним само собой наглядно ясно становилось, что душа живет вечно. Что со смертью наша жизнь не кончается, основная наша сущность не умирает, а изнашивается только наше тело.
Особенно любил он праздники Пресвятой Троицы и Вознесения, как завершение дела искупления. Высоко чтил о. Севастиан св. Иоанна Богослова, память которого совершал особенно торжественно, благоговейно, требовал этого и от своей паствы. Часто он говорил: «Ведь у вас в семьях нет мира и любви между вами. А кто вам поможет, как не он, святой апостол любви?». Много труда положил он на воспитание паствы. Говорили, что добрая половина Михайловки — негласный монастырь в миру.
Поближе к о. Севастиану переехал и его брат Илларион со своей дочерью и внучкой. По воскресеньям и всем праздничным дням они приезжали к о. Севастиану в храм и брали у него благословение.
Все духовные дети о. Севастиана не ступали и шагу без его благословения. Часто он плакал, когда исповедовал. Иногда сердился, но редко, всегда как бы желая заставить послушаться. Любил он иногда и пошутить, обладал тонким юмором, легким, доброжелательным. Обладал даром прозорливости и от многих бед спасал своих духовных чад. Служил он ежедневно утром и вечером, беседовал подолгу с людьми, особенно с приезжими. Сам вникал во все детали церковной жизни.
Особенно любил он по унаследованному монастырскому обычаю заупокойные службы и ежедневно сам усердно служил панихиды, совершая отпевания до конца жизни. Когда у него стало мало сил, ему в храме за панихидной отделили маленькую комнату, где он мог отдыхать во время службы, когда его беспокоили боли или была сильная слабость.
Отец Севастиан был настоятелем храма одиннадцать лет с 1955 по 1966 г., до дня своей смерти. Чувствуя близкую кончину, частенько напоминал, чтобы на священнические и руководящие должности ставили хотя и слабых и немощных, но своих. Тогда все будет без изменений, как при нем.
С января 1966 г. здоровье его сильно ухудшилось, обострились хронические заболевания, но в Великий пост о. Севастиан сам старался служить все службы. С шестой седмицы силы стали покидать его. В Великую субботу после окончания литургии он надел мантию, клобук и вышел попрощаться к народу с просьбой жить мирно, с готовностью на всякое доброе дело.
За несколько дней до смерти о. Севастиан был пострижен в схиму. По воспоминаниям духовных чад после пострига батюшка был преисполнен такой благодати, что при взгляде на него трепетала душа и остро чувствовалась собственная греховность.
Схиархимандрит Севастиан умер на Радоницу, 19 апреля 1966 г. Хоронили о. Севастиана на Михайловском кладбище. Почти всю дорогу его гроб несли на вытянутых руках. Движение на шоссе было остановлено, и многотысячная процессия провожала его с пением «Христос воскресе». Владыка Питирим (Нечаев) совершил отпевание о. Севастиана.
Мощи преподобноисповедника Севастиана были обретены 12 октября 1997 года и ныне находятся в Свято-Введенском соборе г. Караганды.
Прославлен в 1997 году как местночтимый святой Алма-Атинской епархии. 4 ноября 1997 года честные мощи преподобноисповедника были перенесены в новый храм Рождества Пресвятой Богородицы в Караганде. Причислен к лику святых новомучеников и исповедников Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года. Память 6 / 19 апреля и в Соборе новомучеников и исповедников Российских.
Претерпев мужественно все страдания и самую смерть за веру Христову и за Церковь, мученики приняли от Бога благодать помогать подвизающимся на земле христианам, особенно во время гонений. Почитание и молитва к ним да утвердят и нас быть мужественными в исповедании веры, а Господь их ходатайством помилует всех нас.
Праведники наших дней
Священник Александр УГОЛЬКОВ, Караганда
Преподобного Севастиана Карагандинского отличали безупречная верность церковным установлениям, постоянная забота об устроении в людских душах глубокого мира и высокая требовательность ко всем и прежде всего к самому себе.
Не снисходительной была его любовь, дар большой рассудительности был у него. И всегда во всем умеренность. А главное, всегда была в нем полная вверенность Промыслу Божию. При общении с ним само собой наглядно ясно становилось, что душа живет вечно. Что со смертью наша жизнь не кончается, основная наша сущность не умирает, а изнашивается только наше тело.
Его жизнь была продолжением жизни во Христе богоносных Оптинских старцев, от которых он унаследовал духовные сокровища святоотеческих традиций. Но помимо школы старчества, преподобным Севастианом была пройдена и «духовная академия», которая называлась «Карлаг». Страдания, перенесенные в заключении, еще более очистили и закалили его душу, приблизили к Богу, укрепили в нем веру во Христа, научили еще самоотверженнее любить людей.
В беседе со своими духовными чадами преподобный Севастиан рассказывал, что Господь неизреченно утешал своих верных рабов «сущих во узах», и те благодатные службы, которые тайно совершались в лагере или в шахтерских землянках, запомнились всем исповедникам на всю оставшуюся жизнь.
Несмотря на все предпринимаемые безбожными властями меры, направленные на разрушение Церкви, люди, окружавшие старца, горели святоотеческим духом Православия. Это стало зримым свидетельством того, что Церковь Божия, гонимая, но не изгнанная, поругаемая, но не поруганная, избиваемая, но не убитая, процвела там, где последователям Христа готовили смерть и забвение. Ибо «истина тогда ликует, когда за нее умирают» – говорил преподобный Севастиан. Именно святоотеческие традиции привились в Караганде, дали всходы и принесли плоды.
«Сердце Казахстанския страны кровоточащее ты еси, Караганда благословенная. Многа бо места скорби князь тьмы в земли твоей устрои» (Песнь 6 канона службы «Собору Всех Святых Новомучеников и Исповедников, в земле Казахстанской просиявших»), молитвенно воспевает ныне Святая Церковь, и обращается к покровителю этой многострадальной земли с такими словами: «Кому уподобим тя, Севастиане, отче наш? Сергию ли, землю Русскую якоже кокош под криле собравшему? Серафиму ли, всякий подвиг подъявшему и любовию сердца огорченная воспламенившему? Амвросию ли, словесы медоточными напитавшему души? С ними ныне помяни град Караганду и страну, юже зело возлюбил еси» (Песнь 5 канона службы «Собору Всех святых Новомучеников и Исповедников, в земле Казахстанской просиявших»).
Преподобный Севастиан был строг и добр, nроникновенен и своеобразен. Он испытывал сердца приходящих к нему, давал им не только утешение, но и наставлял на путь подвига. Он смирял и ставил человека перед духовными трудностями, не боясь и не жалея его малой человеческой жалостью, потому что верил в достоинство и разумное свойство души и в великую силу благодати Божией, помогающей ищущему правды. Основными чертами преподобного Севастиана были смирение и мудрость. И свет его был как светлый меч, рассекающий душу. Всем православным карагандинцам хорошо известны замечательные слова преподобного старца: «Возлюби чистоту, яко зеницу ока, да будешь храм Божий и дом вожделенен. Невозможно бо без целомудрия nрисвоиться с Богом».
Родился отец Севастиан (в святом крещении Стефан) 28 ноября 1884 года в бедной крестьянской семье, в селе Космодемьяновское Орловской губернии. Отец Василий, мать Матрена Фомины имели троих сыновей.
В 1888 году родители возили детей в Оптину Пустынь к старцу Амвросию. Стефан, хотя в то время ему было только четыре года, хорошо помнил это посещение. Вскоре после этого умер отец, а через год ушла из этой жизни мать. Средний брат, Роман, поступил в Оптину пустынь. Стефан мечтал пойти вслед за братом, но старший брат, Илларион, на попечении которого оставался Стефан, долгое время был против этого.
И только в 1905 году осуществилась давняя мечта, Стефан был принят послушником в Оптину. Определили его келейником к старцу Иосифу, в Иоанно-Предтеченский скит.
Что же значит монашество? Преподобный Макарий Оптинский называет его «совершением христианства, состоящим в исполнении заповедей Божиих». Послушник Стефан вверяет себя старцам, в послушании учась исполнять волю Божию. Вот как он сам об этом позже говорил: «Блажен творящий волю Божию, а не свою собственную, плотоугодную. Я предаюсь от всей души и от всего сердца в волю Твою, Господи. Делай со мной то, что Тебе угодно. Творящий волю свою имеет рабский страх, привязанность к земным благам. Не стяжавший страха Божия, воли Божией творить не может».
В 1917 году Стефан принимает монашеский постриг с именем Севастиан, в 1923 году сан диакона, в 1927 – иеромонаха.
В 1933 году кончилась жизнь батюшки и началось его исповедническое житие, он был арестован, осужден на 7 лет лагерей и отправлен сюда, в Караганду, в Карлаг.
«О своем пребывании в лагере отец Севастиан вспоминал, что там били, истязали, требовали одного: отрекись от Бога. Он сказал: «Никогда». Тогда его отправили в барак к уголовникам. «Там, – сказали, – тебя быстро перевоспитают». Можно представить, что делали урки с человеком пожилым, больным, слабым, священником. Но победили вера и любовь, которые были в сердце батюшки. Он привел к вере в Бога весь барак до одного человека, всех, кто там был. И не просто к вере, а к вере настоящей» (Татьяна Тортенстен).
Страшный сталинский лагерь. Кажется невероятным, что в нем можно оставаться христианином, соблюсти евангельскую заповедь о любви к ближнему. За кусок хлеба, чашку баланды люди были готовы убивать друг друга, заключенных планомерно и жестоко превращали в животных, истребляя в них все человеческое.
И вот в этих условиях преподобный сумел не только сохранить, но и приумножить свои монашеские подвиги. Он жил вопреки гулаговским ценностям, главный лозунг которых «человек человеку волк». Наоборот, чем жестче и страшнее были действия мучителей, тем большей любовью отвечал на них преподобный. Память человеческая сохранила трогательные случаи, рассказывающие о том, как некоторые вольные, жалея батюшку, давали ему продукты, а он делился ими с заключенными. «Подарят ему варежки, а на следующий день он снова приезжает – без варежек, подойдет к быку и греет об него окоченевшие руки… Отдал кому-нибудь…» И такая любовь не могла не найти отклика в человеческих сердцах. Многие любили батюшку, многие через него пришли к вере в Бога.
Когда в 1939 году отца Севастиана, наконец, освободили, случилось нечто неожиданное. Своим духовным чадам он сказал: «Здесь будем жить. Здесь вся жизнь другая, и люди другие». Казалось бы, вполне естественно для человека уйти оттуда, где испытал столько горя, где сама земля уже стонет от скорби людской. Но он избирает другой путь. Путь истинного монашества, которое есть, по словам одного современного нам подвижника благочестия, «дар молитвы за весь мир». Так в Караганде, в бушующем море горести и скорби, появляется остров надежды, корабль спасения – преподобный Севастиан.
Какой он был? Внешне совершенно простой, кроткий, смиренный, очень редко строгий. Многие впервые увидевшие его, не могли поверить, что перед ними ТОТ САМЫЙ отец Севастиан. Внутренняя жизнь была сокрыта от всех, подвиг, который он нес, был незаметен для окружающих. Вот воспоминания о нем покойного митрополита Питирима (Нечаева): «При всех своих необычайно высоких духовных дарованиях старец Севастиан был очень болезненным. Болезнь его началась с нервного потрясения. В начале ХХ века он был первым и любимым учеником старца Иосифа Оптинского. Когда старец Иосиф умер, его это так потрясло, что у него сделался парез пищевода. Всю жизнь он мог есть только жидкую супообразную пищу: протертую картошку, запивая ее квасом, протертое яблоко – очень немного, жидкое, полусырое яйцо.
Иногда спазм схватывал его пищевод, он закашливался и есть уже не мог, оставался голодным. Можно себе представить, как тяжело ему приходилось в лагере, когда кормили селедкой и не давали воды. Старец Севастиан был сдержанным, мало говорил, но в нем было удивительное сочетание физической слабости и духовной – даже не скажу, силы, но приветливости, в которой растворялась любая человеческая боль, любая тревога. Когда смятенный, возмущенный чем-то человек ехал к нему, думая выплеснуть всю свою ярость, все раздражение, – он успокаивался уже по дороге и, встретившись со старцем, уже спокойно, объективно излагал ему свой вопрос, а тот спокойно его выслушивал, иногда же, предупреждая волну раздражения, сразу давал ему короткий ответ».
Молитва его никогда не прекращалась. Владыке Питириму, приезжавшему часто в Караганду (иногда, как он сам говорил, только за одним словом: да или нет), доводилось ночевать в келье старца. Просыпаясь ночью, он видел, что несмотря на то, что вроде бы батюшка спит, чётки в его руках непрестанно движутся.
Иногда он вдруг поднимался с постели, словно призванный кем-то, и некоторое время, устремив взгляд куда-то вдаль, молился. Что он видел тогда? Какую беду? Чью боль? Неведомо то для нас, но тысячи благодарных сердец, почитающих память преподобного Севастиана – яркое доказательство того, что просьбы, обращенные к нему, не оставались без ответа.
И нескончаемым потоком к нему текли люди, измученные своими бедами, приходили, и находили утешение и радость, обретали для себя новую жизнь в Боге. Что же больше всего привлекало людей в нем? Что делало его тем светильником, который стоит на высоком месте, изливая вокруг себя благодатный свет?
Ответ несомненен: он был носителем благодатной пасхальной радости, которую невозможно заключить в рамки логического определения, но которая воспринимается душой, наполняемой неизъяснимым и радостным светом Божественной благодати. Есть в житии преподобного один эпизод, который, на первый взгляд, не совсем понятен.
«В Лазареву субботу, 2 апреля (скончался преподобный 19 апреля), для батюшки произошло что-то очень значительное и исключительно важное. В 3 часа ночи он разбудил келейницу и попросил позвать к нему отца Александра. Весь сияющий и трепещущий от радости, он что-то рассказал отцу Александру, своему духовнику. О чем они говорили, никто не знает. Знаем только, что отец Александр исповедал батюшку и причастил, так как ходил в алтарь за Святыми Дарами. После причастия батюшка запел: «Христос Воскресе!» – и послал послушницу разбудить и позвать к нему девушек из хора, чтобы они пели ему Пасху. Пришли девушки, все в белых косынках, запели тропарь Пасхи, стихиры, ирмосы канона. Когда все пропели, батюшка спросил: «Кто там на кухне? Скажите, чтобы сварили яички трех сортов: всмятку, вкрутую и в мешочек». Все это было сделано.
Утром батюшка попросил келейницу принести ему молока: «Ну вот, сказал он – все квас да окрошка. Что же ты меня все квасом давишь? Ты бы мне молочка дала». Келейница сходила в магазин, принесла молока.
Никто не перечил батюшке. Келейница налила молоко в кружку и очень робко сказала: «Батюшка, ведь сегодня только Лазарева суббота, потом Великая суббота будет, а потом только Пасха. Если бы сегодня была Пасха, сколько бы у нас крашенок было, сколько было бы куличей!» Он посмотрел на всех и сказал: «Да.:. вот оно что! – отодвинул чашку с молоком, – молоко ушло далеко! Давай тогда окрошку».
То, что было непонятно тогда близким батюшке людям, те неизреченные слова, «которых человеку нельзя пересказать» (2 Кор. 12, 4), были предощущением пасхальной радости, которая и есть рай. Старец принадлежал к тем людям, для которых, по словам Высокопреосвященнейшего митрополита Мефодия «Воскресение Христа было не праздником годового круга, а событием их личной жизни. Ад, во всей его богоборческой ярости, был им не страшен – они уже принадлежали Вечной Жизни» (Пасхальное послание).
Незадолго до своей смерти батюшка обращался к чадам со следующими словами: «Прошу вас всех об одном: живите в мире. Мир и любовь – это самое главное. Если будете иметь это между собою, то всегда будете иметь в душе радость. Мы сейчас ожидаем наступления Светлой заутрени, наступления праздника Пасхи – спасения души для вечной радости. А как можно достичь ее? Только миром, любовью, искренней сердечной молитвой. Ничем не спасешься, что снаружи тебя, а только тем, чего достигнешь внутри души своей и в сердце – мирной тишины и любви. Чтобы взгляд ваш никогда ни на кого не был косым. Прямо смотрите, с готовностью на всякий добрый ответ, на добрый поступок. Последней просьбой своей прошу вас об этом».
И как странно то, что и теперь, имея перед собой при мер жизни преподобного, мы утешаем себя ложными умозаключениями о невозможности в наше время исполнить евангельские заповеди. Жизнь праведника научает и обличает нас, евангельский идеал, кажущийся нам столь удаленным от действительности, предстает перед нами в облике чудного старца, перенесшего неимоверные страдания, испытания своей веры и сохранившего любовь и чистоту, смирение и сострадание. И мы, называющие себя его чадами, не можем не последовать за ним.
Еще в то время, когда старец был келейником преподобного Иосифа, тот за милосердие и любовь его к людям называл своего послушника «Летом». Так и мы, его маловерные послушники, просим в сей день его священного прославления, согреть любовью Христовой лютую зиму наших страстей, растопить сердечный лед нашего безверия, чтобы и мы могли всегда прославлять Христа Бога, прославившего Своего дивного угодника преподобного Севастиана «веры благочестивыя исповедника и образа кротости духовныя».
